Суета сует - Борис Курланд
Галя испуганно посмотрела на мужа. Занятая своими делами, она вовремя не обратила внимание на тревожные симптомы.
– Это ты во всем виновата, – неожиданно набросился Миша на жену, – из-за тебя мы не взяли с собой родителей! Ты всегда их не любила, а что они сделали плохого? Да, моя мама немного не в себе, но какие страдания она пережила! Спаслась от расстрела, осталась одна, выходила тяжелораненого отца. Ты боялась, что они станут обузой, «заберем их, как только устроимся». Я, как слепая лошадь, всегда шел у тебя на поводу, только чтобы моей Галочке было хорошо, «мама не говори плохое, неважно, что она не хозяйка, зато умница, на работе все ее ценят». Ты всегда хотела делать все только по-своему.
Миша выбежал из дому. Он пешком пересек город, не останавливаясь, пока не оставил позади последний дом, сразу за ним начиналась сухая, выжженная солнцем местность без единого кустика до горизонта. Непокрытая голова, ни капли воды, больная нога перестала подчиняться – Михаил склонился набок, словно подрубленное дерево, теряя сознание, медленно повалился в яму, поднимая лежавшую в глубине пыль.
Душный вечер опускался на город, не принося облегчения порывистыми дуновениями ветра.
В местном отделе полиции было не менее жарко. Кондиционер, издававший несколько дней подозрительно хрипящие звуки, окончательно замолчал.
Дежурный Якуб Симантов сидел за стойкой полицейского участка, обмахиваясь газетой, словно китайским веером. Вентилятор под потолком лениво прокручивал лопасти. Короткий шнур болтался на недосягаемой для полицейского высоте. Для увеличения быстроты вращения пропеллера требовалось движением поднятой руки дважды дернуть деревянную ручку шнура.
Маленький рост обычно Якубу не мешал – все великие люди были маленького роста. Но в данной ситуации, будь он повыше сантиметров на двадцать, эти усилия можно было сэкономить.
Сквозь веки, залитые потом, он разглядел черноволосую женщину. Она выглядела скорее напуганной.
– Мой муж пропал, ушел из дома утром и не вернулся.
По акценту Якуб моментально понял, что перед ним новая репатриантка из России. От акцента невозможно избавиться.
– Геверет, успокойтесь. Садитесь.
Якуб обошел стойку и показал женщине на стул. По внешнему виду понятно, надо говорить не торопясь, вопросы задавать медленно, чтобы лучше поняла.
– Как тебя зовут? Гали? Что случилось? Муж пропал? Твой муж пьет? – последний вопрос самый частый, касающийся новоприбывших из России, который задает полицейский.
Кто же не знает, что все «русские» алкоголики. Сколько таких приводили в участок после проверки на алкоголь во время езды на автомобиле, выезжали по просьбе жильцов утихомирить пьяных соседей, буйные вечеринки до раннего утра, особенно первого января. Согласно статистическим данным, количество продаваемой водки в стране с началом новой волны репатриантов выросло на несколько десятков процентов.
Галя непонимающе посмотрела на полицейского: что за дурацкий вопрос?
– Конечно, пьет. Воду. Я всегда говорю Мише, надо пить много. Это хорошо для почек.
Якуб недовольно хмыкнул:
– Твой муж пьет водку, пиво, вино?
– Ему нельзя пить, он больной.
Дежурному искренне хотелось помочь женщине, но, согласно инструкции, розыски пропавших взрослых начинают через несколько суток. Симантов задал еще несколько стандартных вопросов, записал данные в журнал, зевнул в очередной раз, тяжело вздохнул, ловко прихлопнул надоедливую муху газетой-веером.
– Иди домой, – успокаивающим тоном сказал он, – пока ты здесь, муж мог вернуться обратно. Деньги у него есть? Нет? Так куда он денется? Наверняка, задержался у приятелей. Если не появится, приходи завтра.
Миша пробудился от неприятных ощущений: покрасневшая кожа зудела, в носу щекотало, в одеревеневшую спину впились маленькие острые камешки. На него смотрел зверь – не то волк, не то собака, в наплывающей заре между остатками ночи и начинающимся днем образ казался нечетким, расплывчатым. Он сделал попытку приподняться, образ издал короткий рычащий звук, развернулся, несколько раз гавкнул, значит все-таки собака. Послышались голоса, собачий лай приблизился, Миша увидел над собой две головы: небритый мужчина с куфией на голове и молодой парень в коричневом свитере.
– Смотри, яхуд, – сказал старший, – живой вроде бы. Давай, Ахмед, помоги поднять его.
Миша ухватился за протянутые руки, встал на подгибающиеся ноги, раскачиваясь словно новорожденный жеребенок.
– Ты откуда пришел, из города? Тебя как зовут?
Бедуин продолжал спрашивать, но Миша не вникал в его слова. Его знобило, он дрожал от холода, голова раскалывалась, руки свело судорогой.
Мужчина кивнул парню, тот принес грубое одеяло из верблюжьей шерсти, накинул Мише на дрожащие плечи.
После чашки крепкого кофе, сваренного в почерневшей от многократного подогрева на углях медной турке, Миша почувствовал себя лучше. Согрелся под жестким колючим верблюжьим одеялом. Пожилой бедуин, Аувад, протянул наполовину выкуренную самокрутку, начиненную травкой. Миша задохнулся после первой затяжки, дым ударил в голову, как боксерская груша, бедуин начал удаляться, мысли о родительском доме улетели в полумрак, утыканный мерцающими огнями другого табора, ему даже захотелось вскочить на ноги, пройтись, не хромая, как всякому здоровому человеку.
Утром Браха, увидев полуживую Галю, испугалась. Уже через десять минут она решительно шла в сторону полицейского участка. Медсестра прошла мимо Якуба, кинув ему «бокер тов», и направилась прямиком в кабинет начальника.
Беэр-Шева. 1975 год
Авшалом Грабар и Ципи Коган
Авшалом Грабар, начальник полицейского отделения никак не ожидал столь бурного наступления на его спокойствие в ранний час, он неторопливо допивал утреннюю чашку растворимого кафе с молоком, подслащенного сахарином, вприкуску с крекером. Двадцать пять лет службы приучили его к правилу – спешка от сатаны.
В Беэр-Шеве Авшалом оказался не по своему желанию. До перевода в провинцию он служил в Тель-Авивском отделе полиции по борьбе с контрабандой, где жизнь била ключом. Основной путь нелегальных перевозок пролегал по морю: сигареты и наркотики в водонепроницаемых упаковках перевозили рыбацкие лодки, которые проскальзывали под радарами. Товары в больших количествах доставляли в страну частные судна, в международных водах они проводили обмен денег на товар с поставщиками из Турции, Кипра и Греции. Одежду под видом торговых марок всемирно известных фирм, в основном джинсы, строчили в соседних арабских странах, секторе Газа и Палестинской автономии. Оттуда товары, упакованные в коробки с пометкой «Made in USA», поступали на рынки Бецалель, Кармель и в другие торговые точки по всей стране, где их продавали за полцены по сравнению с оригиналами.
Прекрасная должность в кабинете с кондиционером, не нужно бодрствовать всю ночь, выслеживая караван бедуинов, перевозящий контрабанду из Египта, трястись на джипе, рискуя подхватить пулю на ливанской границе, где наркотики перебрасывали в мешках через забор с колючей проволокой.
Авшалом собирал данные, поставляемые осведомителями, анализировал информацию, принимал решение, когда и куда направить отряд полиции, планировал операции по перехвату пиратских грузов. После очередного налета на криминальный мир Авшалом звонил кому-то с общественного телефона, повесив трубку, направлялся в почтовое отделение, где в абонентском ящике его ждал пухлый конверт.
Авшалом рано овдовел, второй раз не женился, попеременно жил с двумя женщинами. На улице Бограшов его ждала одинокая вдова из польских евреев, спокойная, без требований и претензий, по имени Бася, служащая городской мэрии. Прожив полгода тихой, размеренной жизнью, расписанной по часам, Авшалом заметно менял образ жизни. Он переселялся к подруге с вечным двигателем ниже пояса и мозговыми катаклизмами. Лиора – третье поколение бухарских евреев, черноглазая, черноволосая, она бурлила, как кипящая вода в чайнике. У нее была редкая для женщины профессия – водитель такси. Целыми днями она моталась по городу, возвращалась домой поздно, посередине ночи будила Авшалома и начинала рассказывать интересные истории за день, происшествия из жизни таксистов, забавные случаи, анекдоты. Авшалом слушал вполуха, пытаясь доспать положенное время, но неугомонная таксистка не успокаивалась. Жаждущий отдыха организм требовал тишины. Прожив так несколько месяцев, Авшалом собирал свои манатки и возвращался на улицу Бограшов. Женщины давно знали друг о друге, они болтали
